Неточные совпадения
— Ты поди, душенька,
к ним, — обратилась Кити
к сестре, — и займи их. Они видели Стиву на станции, он здоров. А я
побегу к Мите. Как на беду, не кормила уж с самого чая. Он теперь проснулся и, верно, кричит. — И она, чувствуя прилив молока, скорым шагом пошла в детскую.
Если Райский как-нибудь перешагнет эту черту, тогда мне останется одно:
бежать отсюда! Легко сказать —
бежать, а куда? Мне вместе и совестно: он так мил, добр ко мне,
к сестре — осыпает нас дружбой, ласками, еще хочет подарить этот уголок… этот рай, где я узнала, что живу, не прозябаю!.. Совестно, зачем он расточает эти незаслуженные ласки, зачем так старается блистать передо мною и хлопочет возбудить во мне нежное чувство, хотя я лишила его всякой надежды на это. Ах, если б он знал, как напрасно все!
Было ли это следствием простуды, или разрешением долгого душевного кризиса, или, наконец, то и другое соединилось вместе, но только на другой день Петр лежал в своей комнате в нервной горячке. Он метался в постели с искаженным лицом, по временам
к чему-то прислушиваясь, и куда-то порывался
бежать. Старый доктор из местечка щупал пульс и говорил о холодном весеннем ветре; Максим хмурил брови и не глядел на
сестру.
Евсеич
бегом побежал к отцу, а я остался с матерью и
сестрой; мне вдруг сделалось так легко, так весело, что, кажется, я еще и не испытывал такого удовольствия.
Вот и
сестры, и Коковкина с ними. Людмила радостно
побежала через кухню, через огород в калитку, переулочком, чтобы не попасться Коковкиной на глаза. Она весело улыбалась, быстро шла
к дому Коковкиной и шаловливо помахивала белою сумочкою и белым зонтиком. Теплый осенний день радовал ее, и казалось, что она несет с собою и распространяет вокруг себя свойственный ей дух веселости.
Досада на Передонова быстро заменилась у девиц смехом. Рутилов ушел.
Сестры побежали к окнам.
Madame Бюжар
побежала к Онучиным. Она знала, что, кроме этого дома, у ее жильцов не было никого знакомого. Благородное семейство еще почивало. Француженка уселась на террасе и терпеливо ожидала. Здесь ее застал Кирилл Сергеевич и обещался тотчас идти
к Долинскому. Через час он пришел в квартиру покойницы вместе со своею
сестрою. Долинский по-прежнему сидел над постелью и неподвижно смотрел на мертвую голову Доры. Глаза ей никто не завел, и
Ручным работам она училась усердно и понятливо, но обыкновенно спешно, торопливо кончала свой урок у старой бабушки или у старшей
сестры и сейчас же
бежала к книге, забивалась с нею в угол и зачитывалась до того, что не могла давать никакого ответа на самые простые, обыденные вопросы домашних.
Я сам не без боязни появлялся у купели с
сестрою Любинькой у подбелевского священника, заставлявшего дьячка читать символ «Веры», плохо сохранившийся в моей памяти. Но в большинстве случаев мне приходилось крестить у наших дворовых, при этом буфетчику Павлу не раз случалось разыскивать меня в саду или в поле и насильно приводить
к купели, от которой я
бежал, избавляясь от слова нашего приходского священника: «Читайте Верую».
— Не спорьте;
сестра от них переехала, не захотела с ними жить, стало, не вздор, — возразил ярославец. — Эй, Николай Лукич, а Николай Лукич? Куда вы
бежите? Присядьте, — крикнул он
к проходящему мимо его господину в сером пальто. — Вот мы спросим Николая Лукича, он все знает.
Но я увидел. Львовы, брат и
сестра, почти
бежали к вагону, и я ужасно обрадовался им. Не помню, что я говорил им, не помню, что они мне говорили, кроме одной только фразы: «Кузьма умер».
Няня забыла и думать, что у
сестры животик болит, бросила ее на постельку,
побежала к сундуку, достала оттуда рубашку и сарафанчик маленький. Сняла с меня все, разула и надела крестьянское платье. Голову мне повязала платком и говорит...
Двенадцатилетняя Тиночка Руднева влетела, как разрывная бомба, в комнату, где ее старшие
сестры одевались с помощью двух горничных
к сегодняшнему вечеру. Взволнованная, запыхавшаяся, с разлетевшимися кудряшками на лбу, вся розовая от быстрого
бега, она была в эту минуту похожа на хорошенького мальчишку.
Сестра Ашик-Кериба, стоявшая у двери и услышав такую речь,
побежала к матери.
— Страшно, джаным: у Израила мать есть,
сестра есть… и еще
сестра… много
сестер… На всех угодить надо… Страшно… А, да что уж, — неожиданно прибавила она и вдруг залилась раскатистым смехом, — свадьба будет, новый бешмет будет, барана зажарят, палить будут, джигитовка… Славно! И все для Бэллы!.. Ну, айда,
бежим, а то заметят! — и мы с гиканьем и смехом отпрянули от окна и бросились
к себе, разбудив по дороге заворчавшую Анну и Юлико.
Миша под секретом рассказал это Володе, Володя без всякого секрета — старшим братьям, а те с хохотом
побежали к Варваре Владимировне и девочкам и сообщили о моих видах на Машу. И вдруг — о радость! — оказалось: после чая Маша сказала
сестре Оле, что, когда будет большая, непременно выйдет замуж за меня.
Сестры побежали за Гречихиным и шепнули ему, чтоб он снял фуражку.
К генералу подлетел один из прикомандированных и, вытянувшись в струнку, отрапортовал...
Если бы Бобка мог надеть шапку-невидимку и проследить в ней за убежавшим от него в лесу Митькой, то он увидел бы, что после их ссоры его босоногий приятель
побежал не на хутор, а в лесной домик
к Мае,
к которой являлся ежедневно с рассказами про них, хуторских барчат. Выслушав Митьку, Мая
побежала в чащу, где находился маленький Бобка, и перед ним, как прежде перед его
сестрой Лидочкой, разыграла из себя фею.
Брат Паши, Василий Антонов, молодой парень, лет девятнадцати, находился поваренком в графской кухне. Он увидал в окно, что
сестра его
побежала растрепанная по направлению
к Волхову. «Что-нибудь, да не ладно!» — подумал он и погнался за ней.
— Так хорошо? — сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица
сестры, чтоб узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и
побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из-под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.